Профессия психолога в нашем обществе одновременно востребована и окружена стереотипами. Тем интереснее из первых рук получить ответы на связанные с ней вопросы. В этом нам помогла психолог проекта «Донбасс: психология жизни», кризисный психолог, клинический психолог, психолог-педагог Юлия Бондарева.

– Юлия, сейчас в школах прошли выпускные и вчерашние школьники определяются с выбором профессии. Многие задумываются и о том, чтобы влиться в ряды ваших коллег. Поэтому скажите, кому эта профессия подойдёт? Каким должен быть будущий психолог?

 – Наверное, основное, что должно быть у человека в нашей сфере деятельности – это понимание того, что чего-то ты не знаешь. То есть тебе всегда должно быть любопытно, должен сохраняться интерес. Мы все постоянно учимся, повышаем квалификацию. В процессе работы понимаешь, каких именно знаний не хватает, и двигаешься в нужном направлении.

Не будет такого момента, когда ты скажешь себе – ну вот, теперь-то я всё знаю! И важно не только желание постоянно обучаться, стремление понять другого человека, но и гибкость – способность посмотреть на ситуацию с разных сторон.

– Предположу, что гибкость важна ещё чтобы определить, какой именно подход нужен к клиенту, и какой результат его устроит больше всего?

– Да, мы ведь в работе используем разные подходы. И чтобы понимать, какой эффективнее в каждом конкретном случае, нужно собрать анамнез. То есть понимать как этот человек видит мир, какие у него убеждения, какой жизненный опыт. В процессе работы часто корректируется и запрос, с которым человек изначально обратился.

Большинство наших людей плохо понимают себя, не различают своих эмоций, чувств, которые они испытывают. Собрав максимум информации о человеке, мы уже можем понимать, куда нужно двигаться, на что обратить внимание – в первую очередь внимание клиента.

– А с какими проблемами чаще всего обращаются к психологу жители нашего региона?

– Повышенная тревожность, панические атаки, различные проявления ПТСР – причём они затрагивают не только военнослужащих, но и гражданских. Если говорить о детях, то это заниженная самооценка, буллинг. Ещё есть запрос на помощь в познании себя – это у ребят старшего возраста, которые не могут определиться с выбором будущей профессии.

– Вы упомянули о ПТСР. Распространено мнение, что оно проявляется после того, как человек побывал в экстремальной ситуации. Например, участвовал в боевых действиях. Но ведь на самом деле это расстройство может быть не только у военных?

– Прежде всего, ПТСР – это диагноз, поставить который может только психиатр. Мы же работаем только с какими-то симптомами: нарушение сна, тревожное состояние, панические атаки, эмоциональная нестабильность, страхи. Со всем этим, конечно, сталкиваются не только военные. И такие симптомы не всегда связаны с боевыми действиями, но в нашем регионе чаще всего именно с ними.

– Когда я готовилась к нашей встрече, нашла информацию, что к развитию ПТСР может привести даже, например, операция, или другое медицинское вмешательство. Или тяжёлые роды. Это способно стать очень сильным стрессом для человека.

– Здесь можно говорить о том, что основным признаком будет страх смерти. То есть если в какой-то момент где-то была допущена мысль «я сейчас умру» то, скорее всего, это приведёт к травме. И вот происходит травмирующее событие, и после этого начинаются ночные кошмары, панические атаки, повышенная тревожность, эмоциональная нестабильность. Но, конечно, у всех это проявляется по-разному.

Общий момент в том, что когда происходит какое-то событие у нас есть 72 часа на то, чтобы психика человека, его организм отреагировали, справились. И если сразу после шоковой ситуации ничего не предпринять, то через 3 дня она укрепится. Потому что эмоции не переработаны, организм не отреагировал как нужно. Это можно сравнить с занозой. Если сразу её не вынуть, то потом она зарастёт, и достать её будет уже сложнее.

– То есть, если, человек столкнулся с каким-то стрессовым событием, например чуть не попал в аварию, то ему стоит сразу прийти к психологу и проговорить эту ситуацию? И лучше всего успеть в течение трёх дней?

– Да. Не зря же, когда происходит какое-то ЧП, например теракт, или взрыв газа в доме, на место сразу выезжают кризисные психологи. Они помогают участникам и очевидцам этих событий справиться с травмой. Нужно сразу завершить, «закрыть» эту ситуацию. Чтобы она не отложилась в психике и не привела к серьёзным проблемам в дальнейшем.

– А если не получилось вовремя обратиться за помощью, что тогда? Обязательно ли это приведёт к каким-то последствиям? Ведь ПТСР развивается не у всех, дело в стрессоустойчивости человека, так вот – от чего эта стрессоустойчивость зависит?

– Это всё-таки зависит от типа нервной системы. Имеет значение склад характера человека, если можно так сказать. Имеет значение – проходил ли человек подготовку, которая позволяет ему выдерживать стрессовые ситуации. В целом за полгода психика человека может самостоятельно справиться с последствиями стресса. Так происходит у многих. Но если этого не случилось, то необходимо обратиться за помощью к психологу.

– Немного продолжу тему военных. Вчера я общалась со своим знакомым, который сейчас участвует в СВО. Предложила ему написать мне вопросы, которые он хотел бы задать психологу, а я их передала бы вам. На что он ответил, что не хочет ничего спрашивать. Так как не один психолог не сможет понять того, кто сейчас сидит в окопе, если только сам там не побывал. Приходилось сталкиваться с таким мнением со стороны военных?

– Да, с подобным мнением действительно сталкиваюсь. Многие военные, особенно те, кто прошёл через тяжелые боевые условия, считают, что их опыт невозможно до конца понять «извне». И в этом есть доля правды – участие в боевых действиях меняет человека, и те, кто не был в таких обстоятельствах, не смогут прочувствовать это так же глубоко.

Но важно помнить, что психологическая помощь – это не только о полном «попадании в чужую реальность». Речь скорее о поддержке, о том, чтобы помочь человеку найти опору в своих переживаниях. Конечно, доверие здесь – ключевой момент. Если человек не готов к диалогу, никто не будет его заставлять. Но важно, чтобы у каждого была возможность получить помощь, когда в ней возникнет потребность.

Законы работы нашей психики, законы работы нашего мозга и тела, они одинаковы у всех. Чтобы иметь возможность помочь человеку, мне не обязательно переживать такой же опыт. Более того, клиент не обязан делиться всем, что с ним происходило, выворачивать душу наизнанку. Есть техники, которые позволяют работать с человеком без того, чтобы он делился чем-то наболевшим.

– Допустим, человек вернулся из зоны боевых действий. За помощью не обращался. По каким признакам он может понять, что всё же стоит пойти к психологу? Что можно отнести к таким «звоночкам»?

– Если не находит себе места здесь – в мирной жизни. Например, не может найти устраивающую его работу. Если есть постоянные ночные кошмары, нарушения сна, злость на других людей или на себя. Любые другие дискомфортные проявления. Если есть флешбэки, то есть внезапно возникающие воспоминания, как будто вспышками, картинками, которые возвращают назад – туда, где была опасность для жизни.

– Вы работаете только со взрослыми людьми, или с детьми тоже?

– С детьми работаю, но не с совсем малышами, хотя бы с семилетнего возраста.

– А с кем легче – с детьми или со взрослыми? Или это вообще нельзя сравнивать?

– Здесь нельзя сказать с кем легче, а с кем сложнее. Это просто два разных мира, абсолютно несравнимых. В работе с детьми, с подростками есть своя специфика. Для меня сложный момент при этом в том, что если речь идёт о ребёнке, то невозможно работать только с ним, без родителей. Хотя бы потому, что я ребёнка вижу раз в неделю, условно говоря один час, всё остальное время ребёнок проводит в семье. И всё, что дома происходит, на нём отражается. Соответственно, здесь работа должна быть не только с ним, но и со всей семьёй.

– Я знаю, что медики обычно стараются не лечить своих близких. К психологам это правило относится?

– Могу сказать на своем личном примере – я никогда не работаю со знакомыми, с друзьями или членами семьи. Потому что, во-первых, я уже буду необъективна. Уже стану подгонять всё под сложившееся мнение о человеке, то, как я его воспринимаю. И он тоже имеет определённое мнение обо мне, какие-то шаблоны. То есть тот контакт, который нужен, мы не установим. У нас уже сложился контакт, в рамках которого мы подруги или, например, родственники.

– И последний вопрос — какие этические нормы в целом существуют в вашей профессии? Вообще есть какой-то свод правил, единый для всех психологов?

– Да, есть этический кодекс. Как я уже сказала, мы не работаем со своими близкими. Не даём никаких советов, не принимаем решение за клиента. То есть все решения, которые принимает человек, должны быть именно его выбором, а не психолога. Мы можем только подсветить что-то, помочь увидеть какие могут быть варианты действий и их последствия. Ну и, естественно, мы ничего не имеем права разглашать, всегда соблюдаем конфиденциальность.

Беседовала Ирина Колесник, фото предоставлено героиней публикации